В ГОРОДЕ ГРЕХОВ
«Что ты знаешь об одиночестве? –
твердит сквозь зубы приятель,
стареющий, как и я,
в провинциальном городе
на границе двух миров. –
Ты, вот, говоришь: «необязательные вещи», –
продолжает он, опрокинув стопку. –
Что ты знаешь об одиночестве
среди необязательных вещей?
Жена, трое детей, квартира,
из которой страшно выходить
и куда еще страшнее возвращаться.
Одиночество, мой дорогой,
это когда сидишь один
в последнем ряду на последнем сеансе
«Города грехов»,
выходишь из кинотеатра «Беларусь»
и бредешь в темноте по Советской
среди длинных ног в коротких юбках, –
еще пропускает стопарик, –
и каждая ножка светится и манит тебя
как какую-нибудь мошкару.
«Не знаю, – закусывая огурчиком, отвечаю,
продолжая фразой героя Де Ниро из другого фильма:
«Я рано ложился спать»».
И засыпаю…
КОГДА-ТО, СОВСЕМ ДАВНО…
Когда-то,
совсем давно,
когда ты еще разговаривал,
ты написал стихи
про мобильник в рифму…
Теперь ты глядишь на него
непонимающим взглядом.
Как на атавизм,
ту самую необязательную вещь –
будь то руки, ноги,
член или речь…
То есть
на все то, чем
уже не пользуешься
за ненадобностью…
Помнится,
Милош где-то
не требовал от поэзии ничего,
кроме искренности…
Боюсь, искренность,
по крайней мере, для тебя
стала роскошью.
Или атавизмом.
Необязательной вещью.
Она просто не по карману,
как и тарифы
на мобильные связи.
ГОЛЫЕ, НИКОМУ НЕ НУЖНЫЕ
Они встречаются раз или два в месяц.
Иногда у нее, иногда у него дома.
Усталые и побитые существа среднего возраста.
Кажется, они уже не оставляют отпечатков пальцев.
Их никто никогда не видит вместе.
Они никуда не выходят, не заполняют собой пространство.
Хотя вряд ли их короткие встречи являются тайной.
Что же им друг от друга надо?
Зачем ему эти, всегда неожиданные,
электрические разряды чувства вины посреди ночи
рядом с ровно дышащей во сне молодой женой?
Правда, как старый и опытный эпилептик
предугадывает очередной припадок,
так и он предчувствует разряды чувства вины.
Зачем ей эти необязательные встречи?
Эти его необязательные слова и стихи
и сомнительное удовольствие сексуального одолжения?
Любовник-то он – так себе… Честно говоря, хреновый любовник…
Правда, и она это чувствует каждой клеточкой зябнувшей гусиной кожи,
без его необязательных слов и стихов,
без его необязательных, неумелых, неловких ласк
ей было бы холодно, голодно и вообще – хуёво…
Усталые побитые существа среднего возраста
раз или два в месяц валяются на полу,
сбросив с себя одежды
социальных, моральных и бытовых обязательств.
Голые, никому ненужные,
необязательные вещи…
БЕССОННИЦА
Я бешено пытался уснуть:
тысячи миль катился я по матрасу,
и со всех сторон на меня сыпались
камни, плевки, меня били палками и осыпали ругательствами.
На рассвете я, как тот Колобок, ушел от них всех.
Встал и пошел, как ни в чем не бывало:
все с тем же чувством нелюбви и недоверия
к человеку и вообще человечеству.
Я бешено пытался уснуть:
пересчитал всех слонов и верблюдов,
всех зубров в Беловежской пуще,
извлекал квадратные корни ее столетних дубов и сосен.
На рассвете я встал и пошел, как ни в чем ни бывало:
с той таблицей умножения подмышкой,
в которой что на себя ни умножай –
ты остаешься неверным ответом.
В общем, можно перефразировать
знаменитого футболиста Франца Беккенбауэра:
бессонница – самая обязательная из всех необязательных вещей на свете…
СМОТРИТЕЛЬ ХЛАМА
«Писательство, – говорит Андрей Битов, –
это неспособность ни к чему…»
И ты это точно знал,
когда умножал метафоры в столбик.
И невесть откуда рождавшийся шепот
рифмами подгонял под несуществующий опыт.
Теперь же
ты потерял
и эту способность –
неспособность ни к чему.
В наугад открытом
вордовском документе
ты собираешь
случайные
необязательные вещи
и расставляешь
по виртуальным полкам,
как некогда книги
в родительских книжных шкафах.
Смотритель хлама,
ты лишился
метафор, шепота, рифм.
К сорока с небольшим
ты приобрел вот эту способность –
созерцать необязательные вещи.
ТРИ КОРОЧКИ
У меня есть три корочки…
Две красного и одна голубого цвета.
Чуть не сказал – покрывшаяся плесенью.
Удостоверения писателя, журналиста и инвалида.
С двух красных мне никакого прокорма.
Лишь нервы, неустроенность в личной и общественной жизни.
И только голубая, «заплесневевшая»,
поскольку она у меня с самого рождения,
позволяет мне еще кое-как удерживаться на плаву,
сводить концы, вернее, прятать их
в воду, водку и кофе.
Две красных корочки, целые и невредимые,
пылятся в шуфлядке письменного стола
наряду с другими такими же
необязательными вещами.
А голубую, «заплесневевшую», крошащуюся,
я всегда ношу с собой
во внутреннем кармане пиджака.
Там же примерно, где вроде бы находится сердце.
Иногда, когда приходится совсем уже туго –
при встрече с ментами, в госучреждениях или другим хамлом –
я ее достаю, боясь раскрошить окончательно.
И она иногда меня выручает.
Хотя, конечно, было бы лучше
обойтись без нее.
Как, впрочем,
и без других необязательных вещей…
ВСЕ ЭТО ВРЕМЯ Я ЗАНИМАЛСЯ…
Я это только потом понял…
Утром, проснувшись,
я, как обычно, сварил кофе.
И пока я его пил,
смотрел в окно.
Снег во дворе таял
с каждым моим глотком кофе.
А потом, оказывается,
когда все это началось,
я читал том «Эллинские поэты».
Ну, там знаете, Гесиод,
Парменид, Архилох,
Каллимах, Сапфо, Алкей…
Что-то подчеркивал карандашом,
что-то записывал в блокнотик.
Мой черный блокнот для чужих мыслей.
Потом, поскольку жена
была на работе,
я приготовил еду –
себе на день и жене на утро,
чтобы она, вернувшись,
после суток в больнице,
после всех уборок, проверок,
после сердечников, почечников,
замерзших бомжей и алкоголиков,
могла поесть немудреную нашу еду
и прилечь поспать.
А потом я возился
с собственными стишками.
Штуки четыре-пять начатые,
ни один не законченный…
И по мере того как
белые листы чернели,
во дворе таял снег.
Двор тоже чернел.
Между зачеркнутыми строчками
я глотал кофе и выкуривал одну за другой…
На письменном столе
скопились дюжина чашек
и несколько пепельниц,
доверху забитых,
как кто-то сказал,
«трупиками сигарет».
Когда я осознал, что ни на что способен,
что не могу закончить ни один стишок,
я вылез в интернет и открыл фэйсбук.
Оказалось, что
Только что
Закончилась
Пресс-конференция Президента
и прошло семь с лишним часов
с момента первой моей
выпитой чашки кофе.
Господи, – выдохнул я,
хоть в Господа и не верю, –
все это время
я занимался
необязательными вещами…
