Цветущая война

поэзия, стихи, русский язык

*

Время – женщина увертливая,
поэтому фортуну представляют с завязанными глазами
проще – со слепотой Гомера
повезло древним грекам, значит Европе,
увертываться от острого взгляда азиатского полководца
с тысячами тысяч звериных полчищ
против бастионов, устаревших в XVI веке
старая женщина собралась в скелет
и чудит Европа,
из-под кончиков ногтей выскальзывая
змеиным языком клитора
поэтому женщин сравнивают со змеями.
Змея моя очковая
когда носит линзы, у нее кошачьи глаза
мышиная возня прически
и тупой, как молоток, подбородок
подойдет к дивану, сядет спиной ко мне на краешек
и скажет, что денег нет, есть кредитная карточка
может время спишет нас со счетов как с кредитки
и после вернет нас самим себе с процентами
как в европейский банк.
Я становлюсь жидом с бородой молодого Моисея,
еще десять лет – и я начну заниматься ростовщичеством,
передо мной пример – время
и Юго-Восток Украины, где берут кредит доверия,
не пользуясь человеческими увертками,
а из минометов по головам должников
и исчезающего населения жителей-головорезов.


*

Миллионорукое чешуйчатокрылое
брюхоногое животное,
тебя нет в природе, но можно представить,
вампир человеческой желчи
и жизнь в клоаках бездонных,
бездонных а не бездомных
тварей, выбирающихся из отверстий
прямой кишки в обоих направлениях –
чистите желудок, господа рестораторы,
сегодня вам подают фирменное блюдо,
иллюзия на блюдечках с голубой каемкой –
бог, которому вы платили наличными
чтобы стать богаче на три нефтяных капли,
чтобы стать сильнее на полкило трицепса,
вырезанного из ляжки затравленной слепнями плоти,
бог, без которого нет ни смерти, ни убывания –
самосъедение и охота на безмозглых вшей
копошащихся в нижнем белье террориста-стахановца
бог, ваш бог кишечника и лимфы,
блюдо которое мы готовим по заказу
чтобы валютой стали ваши экскременты,
чтобы память вашу унаследовали ваши дети,
чтобы землю удобрить гноем и обрезками рук и ног
противопехотными занозами ребер
и мозговыми шариками весом 3500 граммов каждый.
Война.
Тебя нет в природе, есть слишком много заклинателей духов
шаманов с бубнами тазобедренных суставов
волосатых шершней питающихся человеческим мясом
поэтому иллюзия обретает плоть
и становится чудовищной жизнью.
И в окне, заклеенном крест-накрест
видны гнилые зубы четырехлетней девочки
с билетом в Версаль и мелафоном, транслирующим голос
столетнего времени,
обрывающим паутину скелета в шкафу Европы
и сбрасывающим пятьдесят миллиардов смерматозоидов Шивы
на чернозем Украины, вывезенный немцами
в 1943 году.
Война, тысячекишечное усталое животное,
становится богом человечества газовых камер
и разрывных пуль, пожирающих тело
совместного проживания миллиардов глазастых,
хитрых, бессовестных и безмозглых
обезьян, возомнивших себя людьми.
Люди мертвы в мире животных.
И это не сказания эпических времен,
это мир современности, где бог из мерседеса
швыряет пачками шедевры полиграфии
в желудок реактивной машины,
созданной по его образу и подобию.


*

В России заборы, коммуникации,
заграждения и пути обхода
обмотаны колючей проволокой
пропущен ток по проводам
какие расходы электричества!
забор храма им.Параскевы Пятницы
покрашен заборной краской
ядовито-зеленого цвета,
а чтобы заходили только через главный вход
его надо тоже обмотать клубами проволоки,
прихожане с татуировками куполов
по количеству лет придут как к себе домой,
а цивилы пусть просто носят гимнасты
и не причащаются, не посещают богослужений.
Когда бойцы с татуированными перстнями
выходят на линию фронта,
они перерезают колючую проволоку
и в окопах остается нехитрое обмундирование – 
фляга, плащ-палатка и дополнительные шесть комплектов кожи,
у солдат есть ни много, ни мало – семь жизней.
И переворачивается в могиле бог-боинг,
300-ликий эрцгерцог XXI века,
чтобы восстали призраки прошлого столетия
и время задышало адом чернобыля европейской истории,
августом 1914 года, когда мир стал черной воронкой
пустоты, засасывающей кирхи и мечети.
За колючей проволокой окопа столетней давности
археологи находят открытки "с первым причастием",
а в нашей семье религия – фаллический культ,
и не оскорбляйте мои религиозные чувства.


*

Очень много поэтов,
писателей, художников –
как видеомы агонии
выставки, книги, сюжеты.
Очень много недоброжелателей,
вернее, круг искусства –
круг недоброжелателей,
вежливых и корректных.
Когда затонула подлодка "Курск",
не было ни стихов, ни прозы,
ни художественных полотен –
были телеграммы и письма соболезнования.
После взятия Крыма
случился всплеск искусства.
В нас что-то изменилось?
Ни разу. Просто кто-то из нас почувствовал,
что он наконец-то нужен
реликту палеонтологии,
были бы кости, а мясо нарастет,
но никто не знает, что мамонтов
и плезиозавров,
а также тиранозавров
теперь отстреливают современными технологиями,
бесшумными выстрелами
при помощи оптических прицелов,
заранее определяющих место рождения
рептилии.
И бледные галлюцинации искусства –
гибельный пожар жизни России,
от которой останется
разделка туши на пять-шесть частей
и еще воспоминания о том, как это начиналось
в сто лет назад случившемся, прости господи, году.


*

Тезисы все те же:
поможем братьям-славянам,
будто и не было восьмидесяти лет
помощи братьям-таджикам,
братьям-узбекам, братьям-вьетнамцам,
братьям-афганцам.
Заткнись, ласточка, заткнись,
мир дышит войной
именно сейчас лови дыхание войны,
потому что когда война придет,
нечем будет дышать,
война – вакуум,
она втянет в себя русский мир,
как вареное яйцо в дореформенную бутылку кефира,
стоит только поджечь газету и бросить на дно бутылки,
или запустить молотком в кинескоп телевизора,
будет пожар и все сгорит дотла,
черные воронки окон Луганска
затягивают пользователей социальных сетей
сладко и приятно,
как дым отечества.
Мы не забудем помочь и братьям-пингвинам,
братьям-изюбрам и братьям-волкам,
нашим тамбовским товарищам,
спасающимся от лесных пожаров,
черных дыр асфальтовых проплешин,
пепельного жара цивилизации –
наша помощь паническая,
это панкосмизм последнего берега,
от которого отчаливает Евразия
в поисках русского мира.
Прекращайте полет, голуби, прекращайте,
когда нет преград, это значит, что вы сбрендили сдуру
и в клюве не ветка мира, а старый жестяной стабилизатор
стакилограммовой авиабомбы
с надписью "Счастливой Пасхи".


*

Память рассыпается в клочья
шрапнелью идеальной материи
и я пятнадцать минут назад –
уже не я, четверть минуты спустя,
так работают журналисты,
политологи и психологи,
завалившие вопрос
о трансцендентальном единстве апперцепции
на экзамене в аспирантуру.
Я хотел бы обрести себя в прошлом,
но прошлое – только память,
борьба с отсутствием настоящего времени,
настоящего в памяти
и памяти в настоящем.
Остановись, мгновение, ты уродливо,
потому что преходяще,
ты получаешь квартиру в извилинах подкорки,
и приходишь по вызову,
когда шрапнель памяти
разбрызгивается на поребрике сей секунды,
когда по образам моментального
бьют из буков прошлых повстанцев,
из знаков условно-рефлекторной памяти,
и она не ведает, что границы теперешнего
нарушены, а их нарушать не следовало бы,
что все единство
протестует против вмешательства
отдельного прошлого
в непрерывность жизни.
Остановись, мышление, ты прекрасно,
ты уже дошло до верхней точки кипения,
и нет новой отметки на шкале
градусника мысли,
дальше спиртовой столбец
пробивает стеклянную колбу
и как из иглы шприца впрыскивает
96-градусную жидкость
в слизистую эпохи.
И вот итог – твоя армия пьяна,
тебя нет как личности,
время тикает для тебя так же,
как и для твоего рядового,
но не вспомнить ни ужимок,
ни прыжков, ни мимики
последователей Сент-Экзюпери,
потому что мы не в ответе за тех,
кого приручили в XVII веке,
не предоставив уютных благоустроенных квартир.


*

Маленький мазок на карте планеты,
поставленный на грань выживания,
как теплый и туго завязанный узел
на канате ушедшего в кругосветное плавание
корабля.
Тебя не разрубишь и не распустишь,
и нет на свете любви
большей, чем тяготение напряженных нитей.
Я горю агорой, первой публичной площадью
для решения всех вопросов.
Будь я Сократом, я бы не выступил
с публичным циклом стихов,
а подходил бы к каждому и убеждал.
Но мои стихи не поймут ни сейчас,
ни через 100 лет –
тогда их просто забудут,
как сейчас не слышат,
поэтому это уже диалог
небытия с небытием грядущего.
Так же, как останется
маленькая точка на карте планеты –
Украина,
моя любимая огневая точка,
куда я навострил огонь своей речи,
логоса, разумного творящего слова,
а будем ли мы через 100 лет соседями –
уже не важно в исторической перспективе
потерять все, обретая себя.

август 2014

Спадабаўся матэрыял? Прапануем пачытаць:

Секция мусоропровода, липкая от засохшей грязи.
Четыре метлы. Тележка.
За батареей — в морщинах старческой кожи стоптанное рыло ботинок.
Тупой тесак.
Грязная замасленная куртка с поясом.
— Только ничего не трогай там! — говорит дворничиха,
русская, и идет в соседнюю дверь.
Ухожу и смотрю на рекламный щит:
чистые ухоженные дети с глазами, осветленными фотошопом.

калі сядае за стол
усе раптам змаўкаюць
чутна толькі як трымціць
пустэча ў лямпачках сэрца

Пераклад:
Макс Шчур

відавочна
што з нас аднойчы будзе
яшчэ адно пакаленьне бацькоў

якія ня ведаюць пра сьвет

ні халеры

Ты спрэс была жанчына, форма,
што распадаецца ў руках
таго, хто знойдзе – кшталту корма,
што спарахнеў, здрабнеў і спрах.
У ім ніякія раскопкі
не накапаюць чарвякоў.
Застаўся толькі попел сопкі
ад таямнічых чар вякоў.