Клепсидра
Освобождаю текст.
Плавно текут минуты.
Для поколения next
время не для уюта,
жизнь не одним маршрутом
в поезде на нижней полке.
Горе проходит мимо, будто
грейпфрута долька:
съешь и оттерпнет лихо,
выпьешь бокальчик «завтра».
Станция «прошлое» – выход,
минута любви – дозатор –
клепсидра недолгого счастья –
вымеряешь и забудешь.
Буквы по свету мчатся,
бьются каёмки блюдец.
Раны засолит утро
солонкою звёзд н е ч а я н н о.
Прошлое время – бутор
сыпется старыми тайнами...
Бессмыслица
Бессмыслица.
Бес смыл лица
прохожих
пресным
проливным
дождём.
Мы постоим-подождём,
когда небо вновь расхохочется
и согреет озорным лучом…
Капли дождя
стекают по стёклам –
выливаются в птице-(троки.
Тебе кажется, что капли похожи на лам,
а я отчётливо вижу – «()ТРОКИ».
«Все мы отроки неба», –
думаю я, и спрашиваю: «Был ли в Крыму зимой?
Или не был?»
Ты мотаешь головой, мол, нет.
Я в очередной раз повторяю: «Ясно»
и достаю несколько монет,
вглядываясь – орёл или решка?
– Р е ш к а!
Я стою под дождём.
Капли стекают
на губы, грудь, плечи…
Я кричу: «Не молчи!»
И тут же теряю дар речи…
Маятник
Туча дождями стучит в окно –
греюсь воспоминаний шарфами.
Без тебя мне так волокно!
Сколько воды утекло между двумя мирами?
– Столько не сосчитать! Звезды мелочью окажутся
из порванного кошелька, а ночь – синей птицей.
Он тебе не чета, судьба показала, как саван шьют
для чувств, не способных родиться.
Выродиться из пепла прошлых любовей,
внесённых в красную книгу вечности…
И каждая из них друг другу – вровень
пыталась примоститься – лечь, но Стикс
не жалел никого. Инкогнито души
чувств приходили.
Они зрели во мне – росли, желтели
и падали, как переспевшие груши,
которые забыли убрать в холодильник.
«Подумаешь! Ха, смогу!
Перечёркнута линия прошлого –
не останусь в долгу.
Звёзды, всего лишь, небесное крошево,
а луна – это жгут».
Маятник памяти завершает свой полукруг,
дождь пунктирно тарабанит по крыше.
В прошлом – каждый склон – крут...,
только нынче езда без покрышек...
Искушение
В такую ночь
недосказанность
превращается
в белый лист;
друзья становятся
незнакомцами,
а чувства
червоточатся точками...
Но...
моё искушение
совсем не похоже
на яблоко,
ведь я – не Ева,
я не была рождена
из ребра Адама,
и даже дорогу перехожу
на зелёный,
а не на красное солнце.
В этом городе
В этом городе
не пьют стопку за стопкой
на холоде
в этом городе
за барной стойкой
собираются гоблины
гоблины позеленевшие
от зависти и злости,
когда-то продавшие души
за хлебные горсти
обречённо-обручённые пьют вино
из редких сортов Вино-града
верят, что за все сотворённое
их ждёт лишь награда,
но каждый перед Богом н а г. Р а д а?
Из ада,
умирая
душой,
никому не удастся войти во врата Рая.
Бултых
Память
выпускает
из бутылки
воспоминаний
рыбок
бабочек
тополиный пух
радость
первой
влюблённости
листок
с надписью
мол
всё в жизни нужно
попробовать
кажется
потрёшь её
и привидения
прошлой жизни
начнут оживать
джинно исполнятся
несбывшиеся
мечтания
и кораблик
детских надежд
доплывёт
к адресату
Но...
есть ли место тебе
в моей
запаутиненной
и
захламленной
памяти?..
Пробка
со всплеском
вклинивается
в
потолок
потока
сознания -
б у л т ы х!
Б о л ь н о!
Последний лист
Когда земля уходит из-под ног,
а за спиною груз из злого прошлого;
когда последний лист совсем продрог,
уже не помня ничего хорошего...
Когда темнеют к вечеру снега
и солнца луч не ярче тусклой лампочки;
Мне остаётся только гладко лгать
и отправлять открытки скорой почтой
Себе, забытой между тесных строк
стихов и в тоннах пыльных, старых писем.
Быть одиночкой больше не порок,
но сколько новых я открою истин?
А за окном грядёт – не свет – сусвет,
понятней Нарний, Norvej и Нирваны,
и осени реальности билет
лист жёлто-красный, раненый и рваный.
Лестница
Человечество жаждет денег.
Человечество жаждет крови.
Человечество детство денет –
как билетик его уронит
на холодную землю быта
для сыреющего взавТРАТства.
Человечеством мирь разбита
и колючками бьёт акация
по лицу. Покалечено время – сломано,
костылями – перила лестницы,
замест гипса – здесь слово, но
не поможет, и перекрестишься,
и пойдёшь своею дорогою:
строить заново жизнь и не кланяться.
И подумаешь, чёрт, как здорово –
пусть всё катится, катится, катится...
Парадигма
Как будто не было меня и вовсе
жила посередине — между светом и гардиной.
Я — млечный путь, Я — неба россыпь.
Я — тоненькая паутина
в руках твоих. Попробуй удержать
песок что утекает между пальцев,
победы исчезающих держав
и голос преданный и преданный: "останься".
Я — солнце, потонувшее во мгле
морей твоих. Утеряна корона.
И солнце превращается в омлет —
Бог им насытится и с берега иного
рожусь я снова...
Из прочной глины,
теста,
может быть,
металла
в одной из демиургских клиник.
И наплевать, что жизнь нарисовала
нечёткость линий.
Плевать!..
Я — млечный путь. Я — неба россыпь.
Представь, как будто не было меня и вовсе...
И в овсе...