* * *
Ложкин подавился.
Упал на пол.
Забился в конвульсиях.
Издох.
— Наконец-то, — сказала жена Ложкина Таисия
И убрала со стола рыбный пирог.
Патологоанатом извлёк из горла Ложкина рыбью кость.
Он был в доме покойного частый гость.
Он приходил тогда, когда Ложкин уходил на дежурство ночное.
Он любил ставить Таисию раком, он позволял себе с ней многое другое.
Остывая, Ложкин узнал, что не было конца этим подлым изменам.
Но он уже не мог пошевелить ни рукой, ни ногой, ни каким-либо иным членом.
Неподвижно в гробу лежало его тело.
От него сильно смердело.
Этим духом тяжёлым были мысли Ложкина о мести.
Он решил вселиться в тушу своего тестя.
И довести до самоубийства патологоанатома и свою супругу.
Ложкин почувствовал как крупная муха
Села на его лицо
И отложила в его труп яйцо.
* * *
Пальцем по этим строчкам водил
И неожиданно понял,
Что Толя — это человек-крокодил,
И звать его Гена уже, а не Толя.
Вскользь оглядел его взглядом крысьим.
И оценил улыбкой пьяной.
У Гены идея и тайная жизнь,
Которая никогда не станет явной.
Гена идёт по своей дорожке
И зарабатывает на еду
Тем, что играет он на гармошке
У прохожих на виду.
Мало ли, как дальше ляжет карта.
Может, упрётся Гена в тупик
И останется там персонажем стрит-арта
Паши183.
Но пока он идёт по своим делам.
Исповедуя свой крокодилий стиль.
Понимая, что время крошится в хлам,
Который люди сдают в утиль.
* * *
Если ты одержим социальной доктриной среднего класса,
Вплоть до того, что тебя за глаза называют — псих,
То заведи себе магазин «Колбасы»
И стань хозяином добрым и мудрым для них.
С этой минуты ты для колбас учитель и вождь.
С речью к ним обратись максимально напористо.
Общаясь с колбасами, ты, наконец, поймёшь
Суть социальной формулы мироустройства.
Прежде всего, сообщи им, что они очертаний фаллических.
Осеменили Вселенную,
и нет в Универсуме места, где б не было жирных колбасных следов.
Миром тебе все поклонятся — от сосисок студенческих,
До самых элитных, сырокопчёных сортов.
Только теперь, гордое племя колбас в твоей власти.
Воля святая народа свершается принудительно.
Можешь их посылать в свою или чужие пасти,
Шкуру живьем снимая с них предварительно.
Грязные цели преследуй, пусть даже они приведут тебя в ад.
Только запомни, что даже у ливерной в сердце горит сокровенная тайна.
Есть колбаса «Царская», есть «Императорский» сервелат,
Но нет колбасы, и не будет, с именем — «Либеральная».
Рюмкой хрустальной звякнешь о чей-то гранёный стакан.
Долькой копчёной закусишь и вспомнишь не к месту.
В каждой из этих палок живёт безумный тиран,
Который втайне мечтает занять твоё законное место.
* * *
Геннадию Каневскому
Когда ты поймёшь, что всё это пена,
Всё, что ты за жизнь натворил,
Тогда позови на помощь Гену,
Того, который крокодил.
При общении с ним будь осторожным.
Ему до краёв лей, себе неполную.
У Гены всегда при себе гармошка
И варианты выхода из коллапса духовного.
Когда запоёт он — гони сомнения.
Сомнения всегда ведут к неудаче.
Помни, что Гена — не привидение.
Не вариант белой горячки.
Так люди рисуют окна на стенах,
Чтобы не биться о них головой.
А если увидят они тебя с Геной,
Притворись, что беседуешь сам с собой.
* * *
За суетой человека не видно.
Когда гармония абсурдом отмечена,
Невероятное становится очевидным,
И люди превращаются в человечков.
Подбадривая друг друга анекдотами сальными,
По кругу арены они затеяли бег.
Вот Пупсиков шепчет на ухо начальнику
То, что услышал от своих коллег.
Или вот эта — девушка в белом
Белье, расширяющем воображения грани.
Она распоряжается своим телом
Так, как захочет большинство в инстаграме.
Её можно обсуждать в парадигме стёба,
Интерпретируя образ по-разному:
К примеру, как страдающую от недоёба
И сочиняющую об этом иронические рассказы.
Это не реальность, а галлюцинация
Коллективная, как новогодний запой.
Они все разместились в голове Пампасова —
Профессора, выдуманного мной.
Профессор мне их объясняет природу.
Они для него — материал обезличенный.
И только бармен с фамилией Молотов
Мешал нам коктейли с улыбкой циничной.
* * *
Если тебя слепили из глины
В сырых тупиках пражского гетто,
То ты обречен копать могилы,
Оргазм испытывая при этом.
Твой напарник, выходец с улицы —
Коктейль из молока и крови.
Копая могилы, он тренируется,
Поддерживая физическое здоровье.
Его философские переживания
Суть созерцание мертвецов.
Ты задушишь его своими руками,
Улыбаясь странно ему в лицо.
Даже свернув, ты идёшь всегда прямо,
До выполнения конкретной задачи.
Сделав работу, мочишься в яму,
Воя в небо, которое плачет.
В мыслях своих — как в бездонной трясине.
В собственном теле темно и тесно.
В свой день рождения ты бухаешь в могиле,
Разговаривая с вырытой тобою бездной.
Чавкая башмаками в говне,
Мечешься в этих квадратных метрах.
Бездна расспрашивает о тебе.
Ты молчишь, не зная ответов.
Кто-то далёкий голосом зыбким
Позовёт туда, где светло и не пусто.
Ты улыбнёшься бесстрастной улыбкой
Выброшенного на помойку пупса.
* * *
Тупики железобетонных окраин.
Пространство плохо выдуманного города.
Здесь человек рождается и умирает,
Или становится рептилоидом.
Человек не меняется при этом внешне.
Просто исключает себя из массы.
В нашей девятиэтажной ночлежке
Живёт такой, непохожий на нас.
У Гены бюджет — брошенный грош
В старую жестяную кружку.
В его день рожденья всегда идёт дождь
И бегут пешеходы по лужам.
Гена нащупал социальное дно,
Но не опустился в эти мрачные топи.
Он на гармошке играет в метро
Мелодии из трёхгрошовой оперы.
От акватории Ганга до акватории Нила
Душа развернулась, но в пределе ей тесно.
О трансформации человека в гребнистого крокодила
Все Генины тексты.
На Гену почти не обращают внимания,
Бегут неуклюже мимо.
Разве что кто-то пошарит в кармане
И монету под ноги скинет.
Но если прохожий захочет послушать
Эти куплеты полные страсти,
То песня схватит его за душу
И порвёт его душу на части.
Глубокая метафизика — подземный переход
От станции к станции, от вопроса к вопросу,
Где, глядя на жертву, Гена льет
Свои лицемерные крокодильи слёзы.
Историю пишут побеждённые в морге.
Эта доктрина весьма сомнительна.
Он говорит скороговоркой,
Не отвлекаясь на действительность.
Он замолкает и смотрит на улицу.
Там мячиком брошенным играет ветер.
Он детский сад по ночам караулит,
В который утром вернутся дети.
На стене игровой детская тайнопись.
Образ мамы в забытой тетрадке.
Псом цепным от крайности к крайности
Мечется он в своей догадке.
Так констатация мысли в тисках
Делает мысль стандартной деталью.
«Человек — это выбор добра или зла.
Колебания делают человека из твари.
Вот лабиринты непроходимые,
По которым бегает детвора.
Зло здесь — условие, необходимое,
Чтобы увидеть образ добра».
Он зашёлся в сухом прокуренном кашле.
Я отвернулся, чтобы не смотреть.
На стене под руки медведь и Маша
В аффектации плясали страшный танец смерти.
* * *
Три дня слились в единое месиво.
Три дня как Микробов покинул квартиру.
И вот на улице он исполняет песни
И танцы разных народов мира.
С ним рядом Бабене, его приятель,
Бойко играющий на гармошке.
Когда-то на спор он ел говно на Крещатике —
Двадцать долларов чайная ложка.
В этом году четвёртого мая
С осью небесной столкнётся планета.
Микробов с Бабене широко отмечают
Очередную дату конца света.
Они преследуют единую цель —
Пасть на дно с библейским грохотом.
Микробов мочится на свою тень,
Оглашая окрестность демоническим хохотом.
— Падая, стоит ли торопиться? —
Говорит Бабене, алкоголь разливая, —
Нужно заранее адаптироваться
К провалу в бездну из земного рая.
Глядя на них бабушка крестится.
Дети молча стоят в стороне.
С рёвом гармошки сливается песня —
«Группа крови на рукаве».
* * *
Жена выгнала сегодня Бухаева
Из квартиры фактически.
За то, что он устраивал
В квартире сеансы спиритические.
Она по-своему любила своего мужа
И ссорилась с ним редко,
Но её привели в ужас
Разговоры Бухаева с духами предков.
Сначала у неё не было никаких притязаний
К этому факту.
Но Бухаев начал пересказывать ей умерших послания
Во время половых актов.
Жена о возмездии предупреждала
Бухаева, но тот продолжал неистовствовать.
Тогда она вещички его собрала
И за двери выставила.
Вот и всё почти стихотворение,
Если можно эту историю назвать стихами.
На окне стоит растение.
За окном стоит Бухаев.
* * *
Моим друзьям Олегу Коцареву и Сергею Прилуцкому, активным участникам самого жуткого литературного процесса посвящаю этот текст.
Если долго вглядываться бездну,
То бездна посмотрит в упор на тебя.
Этот афоризм известный
Можно трансформировать в схему моего бытия.
Вот люди, которые давно утонули в пиве.
Они не затевают бесполезные споры.
Они сидят в кафе на улице Рейтарской в Киеве,
Рядом с Софийским собором.
Они разливают с видимым напряжением
Водку и пьют её до нокаута.
Напротив них, как в зеркале отражение, —
Те, кого принято называть литературным андеграундом.
Этот союз — их безумный мир,
Разлился по столикам в пивную лужу.
А если зайдёшь ты в местный сортир,
То поймёшь, что сортир — отражает их общую душу.
Граффити расписанная кирпичная стена.
И нет названия у этого топонима.
Только дерьмо. Я предложил из дерьма
Слепить Голема.
Пусть он гуляет по улицам города
Где захочет, как по белу свету,
И смотрит на всех с презрением гордым,
Защищая город от кровавого навета.
Через кошмар полуразрушенных зданий
Забредёт он сюда как ответ на вопрос.
А за столиком липким поэт и прозаик
Громко выясняют, кто из них хуесос.
* * *
Сегодня с утра как будто всё в тине.
Прохожие месят запруды ила.
За окном льёт тропический ливень,
Как где-нибудь в болотистой дельте Нила.
В такую погоду иногда заходил
Ко мне человек с чертами рептилии —
Гена по прозвищу Крокодил —
И рассказывал о своём половом бессилии.
На нём нестиранная тельняшка.
В неё сморкаясь, он обвинял в изменах
Женщину по прозвищу Чебурашка —
Прозванную так за сожительство с Геной.
В общем, банальная это история,
Если бы я не узнал случайно,
Что Гена — крипто-рептилоид,
А не лузер с биографией заурядной.
Два, три рассказа из армейского прошлого.
Настойка боярышника на спирту.
Зарабатывал тем он, что на гармошке
Играл у прохожих на виду.
Но те, кто вслушивались в эти мелодии —
На первый взгляд вполне обычные, —
Постепенно превращались в кровавых зомби,
А люди для них становились добычей.
Может быть, гены их мутировали,
И они оказывались за тем порогом,
За которым Гена их ментально насиловал,
Производя на свет мутантов в итоге.
Так мир трансформировался вокруг Крокодила.
Мир грубо менял свою тональность.
Из этой гиперболы тогда же родилась
Эта кошмарная реальность,
В которой Гена воет истошно
Песенки на мотивчик простой.
И неясно вечно спешащим прохожим,
Почему это он весёлый такой.
Они придут и уставятся в стену,
На которой экран пустоту расцветил
Новостями про крокодила Гену
И шоу о Данди по прозвищу Крокодил.
